Погоня [= Чейз ] - Дин Кунц

Чейз едва удержался, чтобы не высказаться по поводу ее незастегнутого халата.

— Я понимаю, — сказал он. — Извините, но мне пора.

— Беседа по поводу работы? — спросила она.

— Да.

— Тогда не стану вас задерживать! Он подошел к машине, плюхнулся на сиденье водителя и несколько секунд подышал свежим воздухом. Потом завел мотор, отъехал подальше от дома, остановился, не выключая двигателя, и стал просматривать странички, которые прислал ему Судья.

Если Чейз надеялся найти в содержимом этих страниц нечто, способное убедить его в бессмысленности намерений и в необходимости вернуться в свою комнату, то он был разочарован. Записи Ковела, напротив, породили в нем еще большее упрямство, еще более яростную злость и несокрушимое желание самоутвердиться. Записи, сделанные от руки во время их сеансов, было так трудно разобрать, что он оставил их на потом, зато тщательно изучил все три опубликованных и две еще не опубликованных статьи, где речь шла о нем. Во всех статьях сквозила самонадеянность Ковела, а его эгоизм слегка искажал факты, которые преподносились им коллегам. Хотя имя Чейза ни разу не было упомянуто, он узнал себя в пациентах, о которых шла речь в этих статьях, — но так, как будто смотрел на себя и на собственное психическое состояние через странное искажающее стекло. Почти все симптомы его болезни были преувеличены так, чтобы заслуга Ковела в улучшении его состояния выглядела очевиднее. О неудачах Ковел умолчал, зато без зазрения совести приписывал себе методы лечения, которыми никогда не пользовался и о которых, вероятно, припомнил задним числом. Ковел изображал Чейза этаким мужчиной-ребенком, каким он якобы был до Вьетнама, писал о нем с совершенно неоправданным презрением. В конце концов растущее раздражение Чейза закончилось взрывом ярости; он запихнул листки обратно в конверт, завел машину и тронул с места, как никогда сильно желая собрать все данные о личности Судьи.

* * *

Городской гражданский архив, разместившийся в подвальном этаже муниципалитета, являл собой образец деловитости. Контора, расположенная перед вереницей хорошо освещенных помещений хранилища документов, была маленькой и аккуратной: четыре шкафа с папками, три пишущие машинки, длинный рабочий стол, крошечный холодильник, комбинированный с электроплитой, два огромных квадратных письменных стола с такими же громоздкими стульями — и две одинаково внушительные пожилые женщины, которые ритмично колотили по клавишам своих машинок со скоростью пулемета. Свободного места в комнате почти не оставалось, только крошечный коридорчик у двери и проходы, ведущие от письменных столов к каждому необходимому предмету мебели. Чейз остановился в коридорчике и кашлянул, хотя был уверен, что сотрудницы видели, как он вошел. Одна из женщин, та, что потолще, допечатала страницу до конца, вытащила листок из машинки и аккуратно положила его в коробку с такими же бланками. Потом она взглянула на Чейза и улыбнулась. Это была деловая улыбка: рот приоткрылся, и уголки губ поднялись ровно настолько, чтобы можно было счесть это выражение лица улыбкой. Подержав улыбку на лице пару секунд, изображая минимум профессиональной любезности и дружелюбия, она сбросила ее. Губы женщины вытянулись в прямую линию, которая не выглядела ни улыбкой, ни кислой гримасой, но которая, как подумал Чейз, помогала ей сберечь массу сил и неплохо предохраняла лицо от морщин. — Чем могу помочь? — спросила она.

Заранее решив воспользоваться приемом, которым, скорее всего, пользовался Судья, когда приходил сюда изучать жизнь Чейза, он сказал:

— Я занимаюсь семейной историей и хотел бы знать, не могу ли посмотреть кое-что в городских архивах.

— Конечно, — сказала толстая женщина, быстро поднимаясь со стула. Табличка на ее столе гласила: “Миссис Онуфер”; ее коллега, “Миссис Клу”, даже не подняла головы и продолжала стрекотать на машинке.

Миссис Онуфер обошла вокруг своего стола, прошла через коридорчик и поманила его за собой. Через черный ход они попали в большую комнату с бетонными стенками, в которой параллельными рядами выстроились стеллажи с папками. Там же стоял рабочий стол с тремя стульями; стол, кстати, весьма исцарапанный, а стулья — жесткие.

— На ящиках вы увидите наклейки, где значится, что внутри, — вот этот раздел направо содержит записи о рождении, в том дальнем шкафу — лицензии баров и ресторанов, за ним — записи отдела здравоохранения. У противоположной стены — дубликаты армейских досье, которые мы держим за номинальную годовую ренту, а рядом протоколы и бюджеты Городского совета за тридцать семь лет. Вы, надеюсь, меня поняли. Этикетка на каждом ящике означена согласно одной из двух систем хранения, в зависимости от материала — либо по алфавиту, либо в хронологическом порядке. Все, что вы вытащите из шкафов, следует оставить на этом столе, с тем чтобы позже положить на место. Не пытайтесь сами возвращать что-либо на место; это моя работа, и я выполню ее аккуратнее, чем вы. — Тут она позволила себе мимолетно скупо улыбнуться. — Из этой комнаты нельзя ничего выносить. За номинальную цену миссис Клу сделает вам копию любого нужного документа. Если из хранилища что-нибудь пропадет, вас могут приговорить к штрафу в пять тысяч долларов и к двум годам тюрьмы.

— Спасибо за помощь, — сказал Чейз.

— И не курить! — добавила она.

— Ну что вы!

Миссис Онуфер повернулась и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь; стук ее каблуков в коридоре скоро затих, и он не слышал больше никаких звуков, кроме собственного дыхания.

Значит, для Судьи попасть сюда было так же просто. Чейз бессознательно надеялся, что существует какая-то процедура регистрации тех, кто приходит в архив. Теперь он увидел, что миссис Онуфер не тратила времени на столь трудоемкое занятие, пребывая в полной уверенности: никто не проскользнет мимо нее с украденными бумагами под пиджаком. Она бы заметила виноватый вид столь же мгновенно, как злая собака замечает страх на лице своей потенциальной жертвы.

Он посмотрел собственное свидетельство о рождении, нашел протоколы заседания совета, где отцы города проголосовали за его награждение. В копии своего армейского досье обнаружил все факты, подробнейшим образом повествующие об истории его избранности, за исключением разве что частной переписки. Решив, что провел в архиве достаточно времени, чтобы не вызвать подозрений у миссис Онуфер, он вышел.

— Нашли то, что искали? — поинтересовалась миссис Онуфер.

— Да, спасибо.

— Не за что, мистер Чейз, — сказала она, возвращаясь к своей работе. Он застыл на месте:

— Вы меня знаете?

Она подняла голову, улыбнулась — на сей раз улыбка задержалась у нее на лице на долю секунды дольше, чем обычная служебная, — и сказала:

— Я читаю газеты каждый вечер. Вместо того чтобы направиться к двери, он подошел к столу.

— А если бы вы меня не узнали, — поинтересовался он, — спросили бы вы мою фамилию, прежде чем пустить в архив?

— Ну конечно, — сказала она. — За двенадцать лет, что я здесь работаю, никто ничего отсюда не унес, но я все-таки считаю нужным записывать фамилии посетителей, для надежности.